О воеводах в средневековой Руси
Когда настали тяжёлые годы Смутного времени, то шайки и отряды неприятелей — поляков, шведов, казаков, сторонников различных самозванцев — рассеялись по всей земле, и не стало тогда ни одного города, которому не угрожало бы неприятельское нападение.
Во всех городах пришлось завести военную охрану, везде появились воеводы. Царствование царя Михаила Фёдоровича все сплошь ушло на очистку страны от последних шаек различного бунтовавшего, воевавшего и грабившего мирное население люда. Эта война с остатками Смуты и заставила держать в городах, даже внутренних, военные отряды под начальством воевод. При царе Михаиле Фёдоровиче воеводы были назначены в 33 городах, в которых их прежде не было.
Как представитель верховной власти, присланный из Москвы по царскому выбору, воевода управлял всем уездом и городом.
Воевода также был главным начальником военной охраны, судьёй, под его ведением состояли казенные сборы, в его руки, словом, сходились все нити по управлению уездом и городом. Через него шло все касающееся этого управления в Москву, к царю и в приказы, от него объявлялись жителям все распоряжения высшего правительства.
Воеводам поручался иногда даже надзор за исполнением жителями христианских обязанностей. В 1650 г. Туринскому воеводе было приказано тех людей, которые не оказывают должного почтения к Святым Божьим Тайнам, жестоко наказывать и посылать в монастырь на покаяние до тех пор, пока виновные не навыкнут иметь страх Божий. В 1660 г. новгородским воеводам правительство поручило надзирать даже за священниками и проверять, заботятся ли они об исправлении треб и нужд своих духовных детей.
Наряду с воеводами продолжало существовать во многих городах и прежнее выборное управление с земскими старостами и целовальниками, но все эти чины были ниже воеводы и подчинялись ему. Вообще власть воеводы была столь же велика и обширна, как и власть прежних наместников и волостелей.
Но только прежние наместники и волостели обладали большой властью потому, что они получали вместе с городом право кормиться своей службой, а воеводы, появившиеся в городах после Смуты, обладают властью военных начальников, назначенных действовать в тяжёлое и суровое военное время, когда в их распоряжении должно было находиться для пользы и лучшаго устройства защиты всё — и люди, и запасы. Наместники и волостели, можно сказать, хозяйничали в городе, добывая себе средства к существованию, воевода управляет городом, заботясь прежде всего не о себе, не о своей выгоде, а о выгодах государства, которое послало его, воеводу, в этот город охранять жителей и крепость от возможных нападений неприятеля. В этом смысле должности наместников и воевод — разное дело.
Поэтому прежние наместники и волостели правили данным им в „кормление» городом почти безотчетно, а власть воеводы правительство старается ограничить и требует:
„Чтобы воеводы и приказные люди наши всякие дела делали по нашему указу и служилым бы, и посадским, и уездным, и проезжим никаким людям насильств не делали и посулов, и поминок (т.е. взяток и подарков) ни от каких дел и кормов с посадов и уездов на себя не имали, и на дворе у себя детям боярским, и стрельцам, и казакам, и пушкарям, и с посадов бы, и со слобод водовозам и всяким деловым людям быть и хлеба молоть и толочь и печь, и никакого изделия делати на себя во дворе, и в посадах и в слободах не велели, и городскими, и уездными людьми пашен бы своих не пахали и сена не косили»…
Запрещалось воеводам даже покупать для себя что-нибудь у подведомственных им обывателей, кроме съестного и лошадей, а уж если надо что купить, то чтобы покупали на рынке, на виду у всех, а не заставляли бы торговых людей привозить товар к себе на воеводский двор. Затем, во все большие города правительство посылало всегда по два воеводы и по два дьяка; а в меньшие города воеводу с дьяком и крепко приказывало, „чтобы они всякие дела делали вместе, за один».
Понятно, для чего придумывались все эти меры: цель их была одна — предотвратить возможные злоупотребления воевод.
Но крепко засевшее в умах представление, что воеводская власть та же, что и прежняя наместничья, что воеводская должность может и должна кормить воеводу, как „кормила» прежнего наместника его власть, не так-то легко было искоренить, тем более, что и народ, жители посада и уезда, привыкнув „кормить» наместников и задабривать их обилием „корма», продолжали смотреть также и на воевод.
Желавшие получить место воеводы, подавали об этом прошение государю и писали в нём по старому — „прошу отпустить покормиться воеводой в такой-то город».
„Царю и государю и великому князю Алексею Михайловичу всея России самодержцу, — гласит одна такая просьба, — бьёт челом бедной и безпомощной холоп твой Лукашко Иванов сын Плещеев. Скитаюсь я, холоп твой, меж двор, голодною смертью помираю, а поместийца, государь, отца моего в Ржевском уезде 500 четей, а в нём восемь бобылей, и с того, государь, поместийца мне, холопу твоему, твоей государевой службы служити нечем, прокормиться не с чего. Милосердный государь, царь, пожалуй меня бедного, беспомощного холопа своего, для Спаса и для Пресвятой Богородицы и для своего государева многолетнего здравия, не дай, государь, мне б?дному умереть голодною смертью. Вели, государь, меня отпустить к своему государеву делу на Белоозеро».
В ответ на такую просьбу следовало повеление — „наказ дать и отпустить».
Правительство само не всегда выдерживало разницу между привычным прежним „кормлением» и новым взглядом на воеводство, как на службу. Известен, например, такой случай. Один служилый человек просил царя Алексея Михайловича о воеводстве. Царь послал спросить в Разрядный приказ, есть ли свободный город, в котором бы можно было нажить пятьсот-шестьсот рублей. Такой город нашелся, а именно — Кострома. Царь послал туда просителя и сказал, чтобы он нажил денег на воеводстве и купил себе деревню. Отслужив то время, на какое быль назначен, воевода донёс государю, что он нажил всего четыреста рублей. Царь велел тайно разведать, правду ли говорит воевода. Оказалось, что воевода говорил правду, брал только то, что ему приносили „в почесть», и ничего не вымогал с жителей. Царю так понравилась честность воеводы, что он велел дать ему более нажиточный город.
Каждому воеводе при назначении его давался наказ, как управлять ему городом и уездом, но оставлялся и полный простор управлять не по наказу, если то „казне будет прибыточно, а всякого чина людям не тягостно».
Всякий наказ неизменно кончался предписанием — „делать все по сему наказу и смотря по тамошнему делу и по своему высмотру, как будет пригоже и как его, воеводу, Бог вразумит».
Понятно, какой простор произволу воевод создавался и как мало ограничена, в сущности, была их власть. Немудрено, что недобросовестные воеводы пользовались своей властью с корыстными целями, во зло, вымогали и брали с людей „посулы и поминки многие», несмотря на то, что доброму и справедливому воеводе и без намёков с его стороны всякого „припасу» „в почесть» носили столько, что можно было в короткое время поправить довольно расстроенное состояние. Поэтому служилые люди мелкого и среднего достатка добивались воеводских мест с большим старанием.
„Рад был служилый человек, — говорит историк С. М. Соловьёв, — собираться в город на воеводство, — и честь большая и корм сытный. Радуется жена: ей тоже будут приносы; радуются дети и племянники, — после батюшки и матушки, дядюшки и тетушки, земский староста зайдёт и к ним с поклоном; радуется вся дворня, ключники и подклетные — будут сыты; прыгают малые ребята — и их не забудут; пуще прежнего, от радости, несёт вздорные речи юродивый (блаженный), живущий во дворе — ему также будут подачки. Все поднимается, едет на верную добычу «…
Вот новый воевода въезжает в город; старый воевода сдаёт ему крепостное строение, здания, оружие, запасы, деньги, бумаги. Новый воевода пересматривает всё по описям, считает по приходным и расходным книгам, проверяет списки служилых и посадских людей, их детей, братии и племянников, которые в возрасте.
Воевода привёз с собой длинный царский наказ, где исчислены все его обязанности, как он должен промышлять государевым делом, смотреть, чтобы все государево было цело, чтобы везде были сторожа; беречь накрепко, чтобы в городе и уезде не было разбоя, воровства, убийства, боя, грабежа; кто объявится в этих преступлениях, того брать и, по сыску, наказывать. Воевода — судит во всех гражданских делах; воевода смотрит, чтобы все доходы государевы доставлялись сполна из города и из уезда.
В воеводской избе сидят и слушают царский наказ губной староста — выборный начальник всей полиции уезда, и земский староста с целовальниками и верными головами — выборныйначальник города с выборными же своими помощниками и начальниками разных казённых сборов.
Слушают царский наказ эти местные власти и присматриваются, каков новый воевода. Верны ли слухи о нём, которые давно уже дошли до города?
С воеводой выборным местным властям надо жить в ладу — он сила и по своей власти, и по своему значению. Без воеводы как поймать тайного винокура, как сделать у него обыск, как собрать долги с недоимщиков и задолжавших „питухов», т.е постоянных потребителей казённого кружечного двора? А для ладов с воеводой нужно не щадить ему подарков в царские дни, что называлось „в почесть для царского величества», не щадить подарков за обеды, которые воевода будет давать местным властям, и за которые эти власти должны были, по старому обычаю, отдаривать хозяина. Вот и смотрят посадские люди: очень ли прижимист будет на эти дары воевода или будет ласков и добр, будет ли брать, что принесут, или станет запрашивать и лишнее? Слухи о новом воеводе разные — что-то в них правда?
Но вот прочли наказ. Воеводу поздравляют с царской милостью, он кланяется, благодарит на добром слове и заверяет, что рад послужить в городе, что от него-то уж никаких продаж и убытков посадским и всеуездным людям не будет.
Посадские и уездные выборные власти выслушивали речь воеводы, кланялись и говорили, что они рады уважать государева слугу, рады его приезду, и вот просят принять в почесть для приезда, ради великого государева имени, хлеб-соль. Воевода угощал властей обедом, а после обеда приглашённые отдаривали хозяина.
