Суровый учитель, раз показав, как надо читать или писать, не любил повторять сказанное два раза и с помощью розги и подзатыльников думал легче и скорее напомнить науку забывчивому ученику. Розга и ремень вообще были первым подспорьем тогдашнего педагога. В азбуковниках встречаются целые стихотворные похвалы розге. Вот одна такая похвала, помещённая в начале книги:
„В предисловия место сие полагаем:
Розгою Дух Святый детище бити велит,
Розга убо ниже мало здравия вредит.
Розга разум во главу детям вгоняет,
Учит молитве и злых всех встегает.
Розга родителем послушны дети творит,
Розга божественного писания учит.
Розга, аще биёт, по не ломит кости,
А детище отставляет от всякия злости.
Розгою, аще отец и мать часто биют детище свое,
Избавляют душу его от всякого греха.
Розга учит делати вся присно ради хлеба,
Розга дети ведёт правым путём до неба.
Розга убо всяким добротам поучает,
Розга и злых детей в преблагие претворяет.
Розгою отец и мати, еже детище не бьют,
Удаву на выю его скоро увьют.
Вразуми, Боже, матери и учители,
Розгою малых детей быти ранительно
Благослови, Боже, оные леса,
Иже розги добрые родят на долгие времена.
Малымъ детям — розга черемховая двоюлетняя,
Сверстным же брезовая к воумлению,
Черемховая же к страхованию учения,
Старым же дубовый жезл к подкреплению.
Млад бо без розги не может ся воумити,
Старый же без жезла не может ходити.
Аще ли же без розги из млада возрастится,
Старости не достигнет, удоб окончится.
Придавая такое огромное значение розге в деле воспитания и обучения, тогдашняя педагогика советует ученикам любить это средство:
Целуйте розгу, бич и жезл лобзайте:
Та суть безвинна, тех не проклинайте!
Школьный день начинался рано, часов с семи утра по нашему счету. Добронравному ученику „Азбуковник» предлагал такие стихотворные правила для начала дня:
В дому своём, от сна восстав, умыйся,
Прилучившегося плата краем добре утрися,
В поклонении святым образам продолжися,
Отцу и матери низко поклонися.
В школу тщательно иди
И товарища своего веди;
В школу с молитвою входи,
Тако же и вон исходи…
Войдя в школу, ученик крестился на образа и отвешивал низкий, даже земной поклон учителю, если тот был священник, а потом, положив установленные три поклона перед образом, принимался повторять, не торопясь, „зады», т.е. пройденное вчера. Уроков на дом не задавалось, и всё приходилось делать в классе. Прочитав „зады», иной раз, если учитель был недоволен, повторив их два-три раза, ученик принимался читать и перечитывать новый урок, т. е. следующие страницы той книги, какую изучал. Учитель следил за чтением, прерывал, заставлял повторять, добиваясь, чтобы ученик читал без запинки ровным голосом, слегка нараспев, „не борзяся», с толком.
В двенадцать часов наступал перерыв для обеда, и ученики шумной толпой, против чего напрасно ратовали строгие правила азбуковников, торопились домой обедать. После обеда спали, а к двум часам дня все снова были в школе и снова «долбили» урок. Сидели все за столом, на местах, указанных учителем; старшие занимали места получше, ближе к учителю, сидевшему в красном углу под образами, младшие же сидели ближе к дверям; кроме того, каждый ученик данного отдела занимал место по своим успехам, и учитель часто пересаживал успевавших и малоуспешных, в зависимости от их стараний и плодов этих стараний.
Учитель вызывал учеников по очереди. Каждый вызванный выходил из-за стола, кланялся учителю в ноги и начинал стоя „сказывать» свой урок. Если учитель бывал недоволен учеником, то приказывал ему сказывать урок стоя на коленях, в виду спасительной лозы.
Выучив урок, ученик молился перед образом, произнося особую молитву: „Господи Иисусе Христе, Боже наш, содетелю всея твари, вразуми мя и научи книжного писания, и сим увем хотения твоя, яко да славлю тя во веки веков. Аминь! » Сделав затем три поклона перед образом, он начинал новый стих урока.
Как только зазвонят к вечерне, т.е. часов около четырёх дня, школьный день заканчивался; школьники вставали со своих мест и пели хором молитву св. Симеона Богоприимца: „Ныне отпущаеши…»
После молитвы ученики должны были замкнуть на застежки свои книги, посмотрев, не осталось ли в листах „указки», „указательного древца», как говорили, когда хотели выразиться понаряднее, и бережно клали книги на полки. Затем начиналась уборка школы; ученики выметали помещение, вытирали пыль, выносили лохань с грязной водой от умыванья, приносили свежую воду. За всем этим делом следил староста, т.е. старший ученик, назначенный на эту должность учителем.
Староста смотрел за тем, чтобы ученики не листали без толку книг, любуясь цветными картинками, бережно клали их на место, не шумели в школе и при выходе из неё. В тех школах, которые были устроены при церквях, находились общежития для сирот, и тогда на обязанности старосты лежал надзор и за живущими при школе сиротами.
Прибрав школу, ученики расходились по домам. Если это было накануне праздника, то все учащиеся обязательно шли к вечерне, и учитель предостерегал их, чтобы они стояли в храме благопристойно, „потому что, — прибавляет наставление, — все знают, что вы учитесь в школе». От учеников школы требовалось вообще пристойное поведение.
„Когда учитель отпустит вас, — читаем в одном наставлении при азбуковнике, — то со всяким смирением до дому своего идите: шуток и кощунств, пихания же друг друга и биения, и резвого бегания, и каменновержения, и всяких ненадобных детских глумлений да не водворится в вас…
Едва минуете святую церковь, и узрит кто образ Христов, не мини, еже не помолитися»…
Запрещено было также ученикам ходить без надобности по улицам, в особенности же бегать туда, где почему-либо собиралась толпа. Пришедши домой, ученик должен был рассказать родителям, что он проходил в школе и прочесть тот урок, те стихи или те склады, которые выучил.
За всякий школьный проступок или неуспехи ребенка и дома ожидало наказание. Таким образом страх наказания, боль и стыд были средствами, которые тогда считались необходимыми в деле воспитания и обучения. Когда не помогали эти средства, и наука плохо давалась мальчику, то призывали священника и читали особые молитвы над „неудобоучащимся грамоте» мальчиком, призывая святых Сергия Радонежского и Александра Свирского уврачевать „скорбную главу», дать ей понимание и способность к учению.
Мальчику рассказывали — и учитель и родители — „просторечным сказанием», как эти святые в детстве были косны на понимание, как они усердно молились Пресвятой Богородице, чтобы Она отверзла их „умныя очеса», и как молитва их была исполнена.
По воскресным дням ученики после обедни приходили в школу и „здравствовали» учителя, т.е. поздравляли его с праздником, а учитель беседовал с детьми о празднике, рассказывал им „просторечно», т.е. своими словами, разговорным языком, о празднике, о святом или священном событии, память которого чествовалась, и заключал свою повесть кратким поучением, после которого, помолившись, все расходились.
В воскресные дни при этих здравствованиях учителя происходило подношение ему различных даров, по большей части разных съестных припасов, кто что мог. Учитель жил этими подношениями, и когда они почему-либо оскудевали, тогдашний педагог писал родителям учеников почтительнейшее письмо, составленное самым витиеватым образом и каллиграфически написанное, в котором учитель высокопарно обращался к „государю» такому-то, бил челом и плакался, называл себя работничишком и писал так: „Помяни благоутробие своё ко мне, работничишку, Господа ради и благоцветущия отрасли благонасажденнаго древа, единороднаго своего любезнейшаго сына и преслад-каго ради божественнаго учения, благоцветущия ради отрасли твоей на поучение, а тебе, государю, на душевное утешение; пожалуй мне, работничишку твоему, на школьное строение, мне же с домашними на пропитание; благоутробне, смилуйся!»
Иной педагог мог написать такое письмо превыспренними стихами и выражался так:
„Прикажи, государь, нам от класорасленных плодов запасцу дати,
И отъ пресветлыя твоея трапезы говяд и тинолюбящия свинии преподати;
Со всеми же сими желаем и птах водоплавных,
Иже обртаются в домехъ ваших преславных,
От млек сгущеннаго и от семян изгнетеннаго масла,
Да в приходящий праздник усладят наша брашна.
Воздари происходящим сквозь огнь и воду,
Да благопотребно будет нашему дому:
Высокорасленнаго огорченнаго пива добрейшаго,
Пчелодельнаго меду сладчайшаго.
Молим Бога, дабы о сих всех тебе, государю, известил,
Нас же, богомольцев своих, всеми сими посетил»…
