Подьячие наполняли не только приказы, но и Городовые Съезжие избы — канцелярии воевод. Подьячие получали жалованье землей и деньгами. Денежное жалованье их было невелико: первый подьячий Посольского приказа, т.е. человек, стоявший уже около дьячества, получал жалованья всего 500 рублей, оклады же низших подьячих равнялись иногда всего 10 рублям в год.
В каждом приказе, кроме подьячих, получавших жалованье — вёрстанных, как тогда говорили, или — штатных, сказали бы мы, было еще немало служивших без жалованья, невёрстанных, сверхштатных, которые тоже разделялись на старых, средних и молодых, и ждали своей очереди, когда их поверстают за отличие окладом.
Существование невёрстанных подьячих, служивших без жалованья, и малые размеры штатного жалованья показывают, что в приказе можно было жить сыто на одну только „писчую деньгу», т.е. на те пошлины, которые взимались в приказе с просителей за разные справки, за составление бумаг и т.п. Эти пошлины давали, вероятно, изрядный доход, который и делился между всеми дьяками и подьячими приказа.
Кроме этих законных доходов, приказные люди тех времён имели большой прибыток от всяких „посулов» и „поминок», т.е. взяток и подарков. Современник, сам бывший подьячий, рассказывает, что хотя „дьяки и подьячие даютъ крестное целование с жестоким проклинательством, чтобы им посулов не имати и дела делати вправду по царскому Указу и по Уложению, но ни во что их есть вера и заклинательство: наказания не страшатся, от прелести очей своих и мысли отвести не могут, и руки свои ко взятию скоро допущают, хотя не сами собой, однако, по задней лестниц чрез жену или дочерь, или через сына, и брата, и человека, и не ставят того себе во взятые посулы, будто и не ведают»…
Обычай брать и давать посулы вырос из старинного взгляда на службу как на кормление. Удельные князья, давая кому-либо в управление город или волость или назначая человека судьёй, жалованья ему не давали, а предоставляли человеку кормиться от службы. И народ, и сами служащие привыкли к этому. Чиновник старался набрать себе «кормов» как можно больше, а нуждающийся в чиновнике обыватель платил ему с расчётом, что чем больше он даст „поминок», тем скорее и лучше его „попомнит» и решит его дело или двинет вперёд ублаготворенный чиновник. И в московское время даже закон мало различал, где находится граница между допустимыми и недопустимыми поборами чиновников с обывателей.
До нас дошло много просьб подьячих тех времён на имя государя, в которых челобитчики подьячие просят прибавки жалованья, объясняя свою просьбу тем, что в их „столе» нет „корыстовых дел», нет челобитчиков: ведаются в этом „столе» только дела государевы, т.е. казённые.
Понятно, что на такой почве богато разрастались всякие злоупотребления, притеснения и вымогательства приказными от просителей всяких поминок. Иностранцы-современники единогласно свидетельствуют, что в московских приказах за деньги можно было добиться всего.
В 1627 г, жители города Устюга, измучившись от злоупотребления подьячих своей Съезжей избы, жаловались государю и писали так:
„Сидят в Устюге в Съезжей избе пять человек подьячих: одни из них взяты из посадских тяглых людей, другие, приехавшие в Устюг, купили себе тяглые посадские дворы. У этих подьячих по молодому подьячему, а сами они разбогатели сильно: в волостях за ними деревни лучшие, податей со своих городских дворов они не платят, с деревень подати платят вполовину и многие подати за них платят посадские люди миром; да они же ездят, переменяясь, в волости по государевым делам, и по волостям берут себе почести великие, кормы, вина, пива; берут с нас при сборе государевых податей лишние деньги, а в роспись эти лишки не ставят, да они же берут с нас жалованье по двадцати рублей на человека. Вели, государь, дать из Москвы на Устюг троих молодых подьячих, или вели выбрать на Устюге подьячих миром, а тех старых подьячих вели переменить: можно быть в Съезжей избе на Устюге троим подьячим; прежде было трое и без найму, из одного доходу. Смилуйся, государь, пожалуй«.
Царь Михаил Фёдорович приказал исполнить просьбу устюжан, и после следствия подьячих отставили.
Не ко всякому дьяку и подьячему можно было просто подойти с подношением, а надо было выждать да вызнать, что и как он любит. Человек немалого чина, стольник Колонтаев, нуждаясь по своим делам в дьяке и посылая ему „поминки», так наказывал своему слуге: „Сходить бы тебе к Петру Ильичу, и если Пётр Ильич скажет, то идти тебе к дьяку Василию Сычину; пришедши к дьяку, в хоромы не входи: прежде разведай, весел ли дьяк, и тогда войди, побей челом крепко и грамотку отдай. Примет дьяк грамотку прилежно, то дай ему три рубля, да обещай ещё, а кур, пива, ветчины самому дьяку не отдавай, а отдай стряпухе. За Прошкинымъ делом сходи к подьячему Стёпке Ремезову и попроси его, чтобы сделал, а к Кирилле Семёнычу не ходи: тотъ проклятый Стёпка всё себе в лапы забрал; от моего имени Стёпку не проси: я его, подлого, чествовать не хочу; понеси ему три алтына денег, рыбы сушёной, да вина, он, Степка, жадющая рожа и пьяная»…
