Тревожно и неспокойно жилось в ХV, ХVІ и XVII веках на границах Московского государства. С тех пор, как в Москву вобрались все великорусские княжества образовавшие Московское государство, началась эта тревожная боевая жизнь московской окраины. Защита своих пределов сделалась еще тогда, в XV в, самой настоятельной необходимостью в государственной жизни, и в Москве правительству неустанно и зорко приходилось следить за краями своей земли.
Только с дальнего севера, где царили льды и плескались холодные волны Белого моря, да простиралась безпредельная непроходимая тундра с её морозами и вьюгами, Москве не приходилось ожидать серьезной беды и вражьего нападения. Разве только пошалят там разбойники-пираты из „свейских» или „урманских немцев».
Откуда грозили Руси?
На западе ещё при Александре Невском новгородцам приходилось отбиваться от шведов и ливонских рыцарей. Не мирно уживалось со своими северо-западными соседями и Московское государство. Шведы и ливонцы владели всем восточным побережьем Балтийского моря, а добыть на этом море гавань для прямых сношений с западом Европы давно уже стало мечтой московского правительства, искавшего на западе тамошних знаний и науки, стремившегося прямо от западных народов приобретать их произведения и сбывать им свои.
Не имея возможности сноситься с ними по волнам Балтики, московское правительство и народ много теряли при торговле, уплачивая лишние деньги за торговое посредничество шведам, ливонцам, а также и полякам, владения которых простирались по юго-западной границе Московского государства.
Отношение к Польско-Литовскому государству осложнялось еще тем, что Польша и Литва за время удельного безсилья Великорусской земли овладели многими коренными русскими областями на юге и на западе от Москвы. В польско-литовских руках был Киев, Черниговская земля, Полоцк, Смоленское княжество, при чём самый Смоленск постоянно переходил в руки то одного, то другого из враждующих соседей.
Московский государь, объявив всю Русскую землю своей отчиной, наследием, так и не заключал мира с Польско-Литовским государством, а одни лишь перемирия, мир на определённый срок, чтобы только „дать людям поотдохнуть, да взятые города за собой укрепить». Так было по западной границе, зато на южной и восточной не приходилось пользоваться и краткосрочными перемириями. С этих сторон всегда и во всякое время можно было ждать губительных набегов диких соседей. На востоке то были казанские татары, черемисы, чуваши, сибирские татары, а на юге крымцы.
Золотая орда распалась еще в ХV в., а в начале ХVІ в. окончательно разрушилась. Из её развалин выросли татарские царства, Казанское и Астраханское, ханство Крымское, и орды нагайских татар, кочевавших за Волгой и в степях между Кубанью и Днепром по берегам морей Азовского и Черного. Казань и Астрахань пали под ударами Москвы в половине ХVІ века, но с Крымом Москве справиться не удавалось. Огражденный от Москвы широкими и пустынными степями, отрезанный от материка перекопом — широким и глубоким рвом с укреплённым валом, Крым был положительно неприступен для Москвы с суши, а море соединяло его с могущественной Турцией, в зависимости от которой, впрочем, очень легкой, считали себя крымцы.
Отряды крымских наездников постоянно тревожили границы Польши, Литвы и Москвы: это был главный промысел крымцев.
Сейчас же на юг от Оки, от верхней и средней её части, начиналось поле — неоглядная широкая степь, тянувшаяся до самого Черного моря. На этом огромном пространстве выдавались, конечно, и лесные полосы, особенно на севере его, но к югу поле, степь, решительно преобладала.
В начале ХVІ в. Серпухов и Коломна являлись собственно пограничными городами Московского государства. За их крепкими стенами начиналась беспокойная сторона, где рыскали татарские шайки, разраставшиеся порой до огромных скопищ.
Степные хищники жестоко опустошали пограничный со степью местности Московского и Польского государств. Татарское скопище тучей неслось на беззащитные окраины. Всё оружие татар состояло из лука с большим запасом стрел и сабли; на поясе висел у каждого татарина ещё нож, огниво, шило да пять или шесть ременных верёвок для связывания пленных.
Татары с детства привыкали ко всем условиям степной жизни: были чрезвычайно выносливы, необыкновенно ловки и прекрасно знали степь.
Приблизившись к московским пределам вёрст на 5 или 6, они останавливались в каком-нибудь скрытном месте, и отдыхали там дня два или три. Здесь всё войско разделялось на три части — на центр и два крыла. В таком порядке они врывались в неприятельскую землю и неслись по ней вёрст сто и больше, ничего не опустошая, оставляя это про запас, на обратный путь.
Достигнув заранее определённого места в неприятельской стороне, татары разбивались на несколько небольших отрядов, человек по 500 в каждом. Отряды эти рассыпались повсюду и окружали селения; чтобы жители не ускользали, степняки раскладывали по ночам большие огни. Потом они грабили, резали, жгли сопротивлявшихся, уводили в плен не только людей, но и домашнюю скотину, за исключением свиней, которых загоняли в овины и там сжигали.
Опустошив неприятельскую область, татары удалялись от границы в степь, останавливались в безопасном месте, отдыхали, собирали и делили между собой добычу и пленных.
„И безчеловечное сердце тронется, — говорит современник, — при прощании мужа с женой, детей с родителями, навсегда разлучаемых тяжкой неволею… буйные татары совершают тысячи неистовств над пленниками». Пленников отводили они в Крым, в город Кафу, откуда перепродавали их в Царьград, Малую Азию, в Венецию. Всякий раз, менее чем в две недели, захватывали они более 50.000 московитов и поляков и продавали их в рабство.
Какие рабы ценились?
Няньки и кормилицы славянки ценились по всей Италии. В самом Крыму не было другой прислуги, кроме пленных. Московские пленники за свое уменье бегать ценились на крымских рынках дешевле польских; по рассказу одного современника, продавцы невольников, выводя свой товар на рынок гуськом, полыми десятками, скованными за шею, громко кричали, что это рабы самые свежие, простые, нехитрые, только что приведенные из народа королевского, польского, а не московского. Пленных приводили татары столько, что один меняла- еврей, как рассказывают, сидевший у единственных ворот Перекопа, видя нескончаемые вереницы пленников из Литвы и Польши, спрашивал, есть ли еще люди в этих странах, или уж никого не осталось.
Даже в ХVІІ веке набеги татар не были редкостью не только для жителей Оскола и Курска, но и для таких, сравнительно удалённых от степи городов, как Болхов, Мценск, даже Белев. Так, в 1617 г. сентября 29-го болховский воевода Богдан Вельяминов доносил в Разряд о бое с татарами в Болховском уезде. 21-го июля 1618 г. татары бились под Белевым, и в августе того же года пришлось отражать их набег мценскому воеводе.
Излюбленные направления набегов
В своём движении на пределы Московского государства татары придерживались нескольких излюбленных направлений. Направления эти широкими путями, достигавшими местами сотни вёрст в ширину, ловко проходили между степными большими и малыми речками, перебираться через которые было не с руки наездникам-татарам, и прямехонько выводили их на Оку.
Эти излюбленные татарами для их движений направления носили тогда название шляхов. Их было несколько. Самые известные — это Муравский и Кальмиусский шляхи. Двигаясь большими отрядами, совсем налегке, татары старались обыкновенно выбирать такой путь, чтобы не переходить рек, особенно глубоких, но, конечно, избежать переправ совсем не могли. Для таких переправ они старались выбирать удобные места, т.е. пологий берег прежде всего, по которому их кони легко сходили в воду.
Привязав к хвостам лошадей что-то вроде камышового плота, на который складывали одежду, оружие, сёдла, и придерживаясь за гриву своих скакунов, татары легко всей гурьбой перебирались на противоположный берег. Даже через быстрый и многоводный Днепр умели они легко переправляться таким образом. Удобные для переправы больших татарских отрядов места на степных реках были, конечно, наперечёт: их так и называли татарскими перелазами и на Донце, например, насчитывали до 11 таких перелазов.
Татарские набеги происходили не только ежегодно, но и по несколько раз в год, так что вызнать татарские пути русские люди успели с очень давних пор и давно пришли к мысли о необходимости преградить татарам дорогу на Русь, сделав прежде всего для их нашествий пути непроходимыми.
Начало засечной черты
Эта мысль стала деятельно приводиться в исполнение с тех пор, как Московское государство почувствовало себя совсем окрепшим.
По линиям татарских шляхов, пересекая их, мало-помалу, протянулась целая линия больших и малых крепостей, городов и острожков, снабжённых достаточным гарнизоном и всяким боевым запасом. Татарские шайки и скопища, натыкаясь на своих излюбленных путях на эти преграды, останавливались. Татары, как и все степные хищники, были большими неохотниками до осад, и не всегда отваживались нападать на крепость. Обыкновенно они стремились после неудачного приступа обойти ее. Но ведь всегда невыгодно оставлять за собой укреплённое место, занятое неприятелем, и потому татары, даже и обойдя крепость, не отваживались заходить далеко за укреплённую линию. К тому же и идти за ней было трудно: во многих местах от крепости к крепости тянулись земляные валы, засеки, надолбы, решительно мешавшие движению конной татарской рати. На земляных валах через известные промежутки находились небольшие земляные же укрепления, где опять-таки сидел небольшой гарнизон, доставлявший своими пушками и пищалями немалые неприятности татарам.
В местах лесистых, сваленные правильной линией огромные вековые деревья образовывали непроходимые засеки и не давали пути не только конному войску, но и пешему. Даже реки оказывались перегороженными забоями или честиком, острыми сваями и кольями, плотно вбитыми в дно реки и не допускавшими никакой переправы. Перелазы были особенно тщательно укреплены.
Вблизи от городов, кроме валов, засек и честика, ставились еще надолби. То были сваи и колья, глубоко вбитые в землю и возвышавшиеся над её поверхностью аршина на два с половиной; набиты они были в безпорядке, широкой полосой, и так тесно друг к другу, что ни пройти, ни проехать было невозможно. Лишь один или два запутанных прохода, известных начальствующим лицам в городе, выводили сквозь надолбы в поле: незнающему если и удавалось пробраться сквозь надолбы, грозили всякие капканы, волчьи ямы, колодцы.
