Обыкновенно переходы крестьян совершались по окончании сельских работ или перед их началом. Чаще по окончании, а именно около Юрьева дня осеннего (26 ноября).
Этот срок установился сам собой, вытекал из самого свойства земледельческого труда: землевладельцу было не выгодно согнать крестьянина с земли перед жатвой и до окончания молотьбы, крестьянину точно так же не представлялось никаких выгод бросать свой участок, не сжав посеянного хлеба.
Благодаря такой необходимости, и установился обычай отходить крестьянам осенью, по окончании сельских работ, но установленный обычаем срок был недостаточно твёрд. Несмотря на обычай, недовольный всегда мог рассчитаться с хозяином среди лета и уйти. От таких случаев терпел убытки хозяин, терпел и крестьянин.
Тогда, по закону, был установлен один срок для перехода крестьян, именно обычный Юрьев день. „А крестьянам отказываться, — гласил закон, — из волости в волость и из села в село один срок в году — за неделю до Юрьева дня осеннего и неделя после Юрьева дня осеннего».
Как только наступало 26 ноября, Юрьев день, всё крестьянство Московского государства приходило в движение. Кто мог и хотел, тот рассчитывался со своим хозяином, собирал свой скарб, какой был, привязывал к возу за рога корову, коли она была, и со всей семьей отправлялся на новые места, к новому землевладельцу, о котором приходилось слышать хорошие отзывы.
Хозяева, обыкновенно, очень неохотно отпускали со своей земли желавших уйти крестьян и, рассчитываясь с ними, старались насчитывать на них как можно больше; уходившие же крестьяне всячески стремились показать, что их долг гораздо меньше, нежели говорит хозяин. Отсюда возникали споры и ссоры, доходившие до драки или до суда.
О крестьянской кабале
Чем дольше заживался крестьянин на земле какого-либо одного помещика, тем тяжелее становилось ему рассчитаться с ним, а, следовательно, и уйти. Долг всё рос и становился,наконец, неоплатным. К концу XVI века громадное большинство русского крестьянства очутилось в таком положении — потеряло вследствие задолженности возможность уйти от одного землевладельца к другому, и крепко осело на той земле, к которой привязывал его долг землевладельцу. Имея право уйти от хозяина, когда хочет, крестьянин тех времён часто не может сделать этого, потому что не в состоянии рассчитаться с помещиком. Такие случаи были, конечно, не редки.
Но жить крепко на одних и тех же местах, за одним и тем же хозяином крестьянам было тяжело, во-первых, вследствие того, что плохая обработка земли способствовала частым неурожаям, во-вторых, благодаря постоянным войнам, которые вело в то время Московское государство, сильно увеличивались податные тягости; наконец, сами заимодавцы — хозяева земли — подчас круто обходились со своими должниками — крестьянами.
Иностранцы, посещавшие в то время Россию, единогласно говорят, что крестьянам Московского государства жить трудно, так как их имущество „не защищено от посягательств сильных», т.е. кредиторов-землевладельцев и сборщиков казённых платежей. Помещики и их приказчики и старосты, собирая с крестьян повинности, делали это с большой суровостью. Неисправных плательщиков морили голодом и „нещадно» били, отбирали за оброк то скот, то улья, то хмель. Но случалось, что с обедневшего крестьянина и взять было нечего — нет ни коровы, ни лошади, ни другой животины, а вместо хлеба в закромах на дворе стоит воз лебеды. „Мы на тех бедных деньги правили, — писал один тогдашний приказчик своему хозяину, — а они кричат: взять негде». Приходилось давать отсрочки таким беднякам, давать им снова взаймы и тем еще больше привязывать их к земле и лишать возможности уйти к другому помещику.
Тогда задолжавшие неоплатно помещикам крестьяне, не будучи в состоянии рассчитаться и уйти от хозяев, начинают бегать без расплаты. Московское государство сводило в то время счеты с давнишними притеснителями Руси — татарами. Завоевало Казань и Астрахань и довольно удачно отбивалось от крымцев. Падение татарских царств по Волге и постройка целой оборонительной линии городков-крепостей по южной степной границе открыли и обезопасили для заселения пустовавшие до того богатые земли заокского и нижневолжского чернозема. Туда и бежали крестьяне.
Производственный кризис
Рабочих рук становилось по этой причине в наиболее населённой околомосковской части государства все меньше; добывать рабочую силу землевладельцам делалось всё труднее, и это не потому только, что много крестьян разбежалось, но вследствие того, что большинство тогдашнего крестьянства сидело крепко на месте, привязанное задолженностью землевладельцам. При таких обстоятельствах случалось, что у одного хозяина скоплялось задолжавших ему крестьян больше, чем для его хозяйства требовалось, другому же не хватало. Тогда, по нужде, крестьянский переход превратили в обычай своза крестьян.
Обыкновенно владельцу, на земле которого сидело много задолжавших ему крестьян, другой хозяин, нуждавшийся в рабочих, предлагал уступить ему часть за выплату их долга. Случалось и так, что нуждавшиеся в крестьянах хозяева и просто подговаривали задолжавших другому владельцу крестьян бросить их хозяина и перейти к ним, причём брались уплатить их долг. Богатые землевладельцы держали даже особых отказчиков — людей, которые только тем и занимались, что ездили из села в село и подговаривали крестьян переходить на земли тех, кому отказчики служили. Если тот хозяин, у которого „отказывали» таким путём крестьян, сам нуждался в работниках, то дело доходило до драки и смертного убийства.
