Подавляя в себе все житейские привычки и слабости, от которых так много зла среди людей, подвижник стремится стать лучше духом и сердцем. Подвигами труда, молитвы и поста он укрепляет в себе незлобие, кротость, чувство любви и всепрощения. Становясь лучше сам, подвижник верит, что его пример не останется бесплодным.
И действительно, отшельнику, избравшему себе удел одиночества и молитву, недолго удавалось прожить в тишине и одному. Скоро начинали приходить к нему люди и со слезами упрашивали позволить поселиться возле него и жить с ним. Бывали случаи, что родители подвижника, руководимые молвой, находили его и, покоренные его незлобием и подвигами, оставались жить с ним, посвящая свою жизнь молитве и трудам.
Скоро возле уединённой кельи подвижника вырастают кельи его соратников по духовному подвигу. Общими усиляими воздвигается небольшая церковка. Основателя-подвижника выбирают игуменом, и начинается монастырская жизнь. Общим трудом одолевают все препятствия. Такой общежительный монастырь под руководством своего деятельного основателя образует рабочую общину, в которой занятия строго распределялись между всей братией.
Среди иноков были люди разных занятий и кругов — и купцы, и служилые люди, и ремесленники, и земледельцы. Каждый должен был отбывать „на братскую нужу» то дело, к которому его ставили. Монахи должны были „свои труды ясти и пити», а не жить подаяниями мирян.
В житии преподобного Ферапонта Белозёрского живо изображён „чин всякого рукоделия», т.е. распорядок монастырских занятий: кто книги пишет, кто книгам учится, кто рыболовные сети плетёт, кто кельи строит. Одни дрова и воду носили в хлебню и поварню, где другие готовили хлеб и варево; хотя много было служб в монастыре, вся братия сама их исправляла, отнюдь не допуская до того мирян — монастырских служек.
Новый монастырь беден: церковные сосуды его деревянные, ризы священника холщовые, вместо свечей горит в церкви лучина, часто не хватает хлеба на пропитание братии. Надо позаботиться о хлебе и для себя, и для приходящих богомольцев для милостыни нуждающимся. Общими трудами, под руководством игумена, начинают распахивать окрестную дикую почву, выжигая лес, выворачивая пни, превращая пустыню в обработанную ниву, „древие посекая и землю очищая к насеянию плодов земных». Тяжелый труд! Много сил надо тратить изможденным постом и неустанной молитвой монахам, чтобы заработать себе хлеб насущный, а труд не только тяжёл, но и опасен.
Жители окрестных сёл начинают что-то шуметь на монахов, высказывают опасения, как бы вся их земля, все их угодья не отошли к монастырю. Услышит о новом монастыре великий князь и прикажет наделить его землёй на двенадцать вёрст в окружности, и придётся тогда окрестным поселянам работать на монастырь, так как земля станет тогда монастырской. Преподобного Арсения Комельского мужики выжили с занятого им места, и преподобный ушёл в глубину Шелегонского леса. Зато, если поблизости от местожительства отшельника оказывался город, будущность монастыря обеспечена: новый монастырь — новые люди будут приходить, пойдёт торговля. Для города монастырь был жданым и молёным. Многие города просили прославившихся подвижников идти к ним и поселиться возле, обещая всячески охранять покой монахов.
Но где бы ни возник монастырь — возле города ли, в диком лесу, вдали от села, в соседстве с ним — всё равно: святое место не пустовало. „Свет инокам — ангелы, свет простым людям — иноки», говорили тогдашние люди.
Люди стремились жить в монастыре, быть ему чем-либо полезным. Князья удельные дают монастырю те леса и луга, среди которых монастырь возник; простые люди идут молиться в монастырь, ищут слова утешения и наставления у святого подвижника, находят его и стараются, чем могут, поревновать святому делу. Богатые люди жертвуют монастырю щедрые денежные вклады, отдают в монастырь свои земли, князья освобождают эти земли от пошлин, дают монастырю различные льготы. Понемногу монастырь делается большим хозяином и землевладельцем.
Строгий подвижник, положивший основание монастырю, делается строгим игуменом и сам подаёт братии пример труда и прилежания. Игумен всюду первый на работе — он наряду со всеми тешет камни, рубит лес, мелет жерновом зерно, носит воду, роет вместе со всей братией пруд или колодец.
Монастырь понемногу обстраивается. Воздвигают более обширный храм рядом с небольшим первым. Строят трапезу для общих обедов, кельи, разные хозяйственные постройки; возле храма вырастает колокольня, все постройки опоясывает крепкая, высокая стена, даже с башнями, перед стеной выкапывают глубокий ров. Время беспокойное — могут и татары и литва напасть, не пощадят и свои разбойники. Разбойники не раз нападали на монастырёк преп. Герасима Болдынского; на монастырь преподобного Саввы Вишерского напали лихие люди, когда в монастыре шла постройка храма; преподобный не испугался, не оставил своего святого труда; разбойники смутились и стали помогать преподобному вкатывать бревна, дивясь его силе.
Татары разорили монастырь преподобного Іакова Железноборовского около Галича, литовцы хотели сжечь обитель преподобного Адриана Мезенского. Вятские татары убили преподобных Григория и Кассиана Авнежских.
Но ни первобытная дикость страны, ни полная смертельных опасностей жизнь среди дикарей не смогли подавить жажду подвига у основателей наших монастырей. Они твёрдо оставались на занятых местах. Их неусыпным трудом дикая земля превращалась в тщательно обработанную ниву, а окрестные язычники, побеждаемые кротостью и незлобием, принимали христианство и становились ревностными работниками на монастырь.
Слухи о новом монастыре доходят до Москвы; великий князь шлёт свои дары, просит благословения, даёт монастырю льготы и милостыню.
Монастырь богатеет. Устроитель его и основатель оставляет тогда, обыкновенно, дело рук своих и уходить снова в пустыню и снова живёт отшельником. Иногда он поселяется недалеко от монастыря, но иногда уходить в другую область, далеко, и там основывается на житьё. Туда собирается к нему новая братия, и возникает новый монастырь. Иногда основатель покидает и этот монастырь, оставив в нём, как и в первом, игуменствовать любимого ученика, а сам удаляется снова в пустыню.
Преподобный Сергий долго жил один и неохотно решил расстаться со своим одиночеством. Когда монастырь его вырос и укрепился, преподобный удалился на Киржач „безмолствовати». Но и там стали приходить к нему люди за благословением. Преподобный Серой много странствовал, исполняя поручения великого князя и митрополита; в своём странствовании он тоже основывал монастыри, но не оставлял своего первого монастыря — Троицкого. Здесь он жил больше всего и много заботился о монастыре как его начальник и хозяин.
Трудами и подвигом своего игумена Троицкий монастырь стал для северо-восточной Руси тем, чем для Руси — киевский Храм Владимирской Богоматери.
Знаковым для того времени был монастырь на Белослудском погосте, Вологодской губ. Печорский — средоточием всего высокого и светлого, где люди учились молиться не за себя, но и за других, работать не на себя, но и для других.
Живой пример жизни подвижника и братии создавал Троицкому монастырю такое значение, а не внешнее богатство и блеск. „При жизни святого настоятеля в монастыре всё было бедно и скудно, или, как выразился разочарованно один мужичок, пришедший в обитель преподобного Сергия, чтобы повидать прославленного игумена, „всё худостно, всё нищетно, всё сиротинско»; в самой ограде монастыря первобытный лес шумел над кельями и осенью обсыпал их кровли палыми листьями и иглами; вокруг церкви торчали свежие пни и валялись неубранные стволы срубленных деревьев: в деревянной церковке, за недостатком свеч, дымили лучины; в обиходе братии столько же недостатков, сколько заплат на сермяжной ряске игумена; „чего не хватись, всего нет», по выражению жития; случалось, вся братия по целым дням сидела чуть не без куска хлеба.»
Но все дружны между собой и приветливы к пришельцам, во всём порядок и заботливость, каждый делает своё дело, каждый работает с молитвой, и все молятся после работы. Люди из мира видели все это, испытывали на себе это мирное и благодатное житие и уходили снова в широкий и многомятежный свет ободренными и освежёнными…
