Развитие торговли по всему Поднепровью, деятельное участие в ней всех славянских племён, сближая их одно с другим, в то же время сближало славян и с теми народами, с которыми они торговали.
С конца IX века, после того, как пути торговли с арабским востоком оказались сильно засорёнными со стороны степных кочевников — всяких ясов, косогов, торков и печенегов, — главное значение приобрела для славяно-руссов торговля с Византией; больше всего, следовательно, знакомились и сходились обитатели Поднепровья с греками, исповедывавшими христианскую веру, и стоявшими на высокой степени образованности. Много христиан было и среди варягов, христианами были западнославянские, а также и немецкие купцы, с которыми славяно-руссам приходилось вести торговые дела.
Были знакомы и вели торговые дела славяне с исповедовавшими магометанство арабами и приволжскими болгарами. От хазар, исповедовавших еврейство, славяне могли познакомиться с основами этого вероучения. Ко всем этим религиям язычники славяно-руссы относились очень терпимо. Вероятно, как и все первобытные язычники, они признавали, что всякий народ имеет своих богов и что, придя в чужую землю, не лишнее почтить и чужого бога. Они «свободно позволяли молиться в своей стране любым богам. В Новгороде с давних пор приезжие немецкие купцы имели свою церковь — „Варяжскую божницу».
В Киеве издавна существовали особые польский (т.е. латинский, католический) и еврейский кварталы, где постоянно и подолгу жили иностранцы и евреи и, конечно, отправляли обряды своей веры.
Межконфессиональные контакты на Руси
Соприкасаясь так близко с людьми разных вер, славяно-руссы не могли не заинтересоваться другими верами, особенно христианством, потому что с христианами греками им приходилось больше всего иметь дела. Христианство было довольно заметно распространено среди славяно-руссов задолго до Владимира Святого. В самой княжеской семье были уже христиане. Так, известно, что крещение приняла еще бабушка Владимира Святого — св. княгиня Ольга.
В дружине его деда — Игоря, было так много христиан, что когда этому князю пришлось заключать договор с греками, то часть его дружины клялась соблюдать мир Перуном, а другая — по христианскому обряду. Уже в то отдаленное время существовала в Киеве церковь св. Илии, были, вероятно, и другие церкви. Смутное предание указывает на то, что Аскольд и Дир были христиане. Если предание даже и ошибается — все равно, это свидетельство летописи ясно говорит, что тогдашние люди не только не чуждались христианства, но даже вводили в свою семью христиан. Так Святослав дал в жены своему старшему сыну Ярополку греческую монахиню, взятую в плен. Среди жён Владимира упоминаются „чехиня, болгарыня и грекиня», которые, наверное можно сказать, были христианками.
Ко времени Святослава христианство оказывается очень распространённым в Киеве. Как можно думать, под покровительством его матери, св. Ольги, христиане из славян деятельно стали проповедовать христианство среди своих соплеменников-язычников. Сама Ольга, например, усиленно склоняла Святослава принять христианство, но он отказывался.
Успехи новой веры возбуждали неудовольствие и вражду среди приверженцев старой. Сторонники язычества косо смотрели на успехи христианства и любили насмехаться над обратившимися, как над перевёртнями. По крайней мере, Святослав, как запомнила летопись, ответил матери на её увещания креститься:„Како азъ хочю инъ законъ пріяти единъ? а дружина моя сему смеятися начнуть!» Отпугивали Святослава, как и многих других язычников, от христианства, вероятно, и высоконравственные основы этого учения. Суровый, непреклонный воин, каким был Святослав, не понимал учения кротости, любви, всепрощения и воздержания. Ему, вероятно, как говорит летопись вообще о язычниках, „вера христіанская уродьство бе», так что он даже отказывался „во уши принимати» то, что ему говорила мать. Мало того, по преданию, он даже поддался чувству вражды к христианству, когда потерпел неудачу в войне с христианами-греками. Тогда он легко поверил языческой молве, обвинявшей в неудаче похода христиан, и был готов воздвигнуть на них гонение. Но в общем отношение князя-воителя к христианам было равнодушное и в его время, как свидетельствует летопись, „аще кто хотяше креститися, не браняху (т.е. не возбраняли), но ругахуся ему».
Его наследник был человек совсем другого характера. Святослав, занятый постоянно войной, мало и редко бывал дома, так что воспитание двух его сыновей — Ярополка и Олега — всецело находилось в руках его матери-христианки, св. княгини Ольги. Ясно, какие внушения должны были получать от неё молодые князья.
Третий сын Святослава — Владимир — еще совсем малолетним ребёнком был отправлен в Новгород, где язычество было гораздо сильнее христианства.
По смерти Святослава в Киеве стал княжить старший сын его Ярополк. Воспитанный бабушкой христианкой, женатый на христианке, Ярополк был, судя по летописному преданию, иного нрава, нежели его отец. Он любил христиан, и если сам не крестился, то только из боязни дружины, другим же креститься не препятствовал. Понятно, что ругавшаяся над христианами и потерпевшая на войне с ними неудачу дружина отца его, Святослава, не любила молодого князя, приверженного к неприятной ей вере, и стала ясно склоняться на сторону княжившего в Новгороде Владимира, ставшего известным за ревностного поклонника старых богов.
Киевские сторонники язычества воспользовались случайно возникшей распрей между Ярополком и Олегом и довели дело до того, что Олег был убит. Это обстоятельство, в свою очередь, поселило вражду между Ярополком и Владимиром. Последний, опасаясь, чтобы его не постигла участь Олега и желая по обычаю мстить убийце, пошёл на брата войной. Когда дело дошло до решительного столкновения между войсками братьев, то киевская языческая дружина встала на сторону Владимира, и Ярополк погиб.
Владимир остался тогда единственным представителем княжеского рода и сел в Киеве.
Так как торжество Владимира было торжеством языческой стороны над христианской, то новый киевский князь ознаменовал начало своего княжения сильной ревностью к язычеству. Он поставил идолов на киевских высотах; на холме, вне своего двора, воздвиг статую Перуна, деревянную, с серебряной головой и золотыми усами, также поставил он идолов других богов и усердно приносил им жертвы, даже человеческие. Вот что рассказывает об этом летопись:
Язычество Владимира
Сам Владимир жил совершенно по-язычески и без меры предавался всяким излишествам, а на войнах отличался неумолимой жестокостью. Но от природы он был человеком умным, наблюдательным, рассудительным, и потому не мог не замечать тех успехов, какие делало и продолжало делать на Руси христианство. В Киев продолжали по-прежнему заходить отовсюду по торговым делам люди различных вер: и евреи, и магометане, и варяги, и греки. Владимиру приходилось со всеми ими беседовать. Пришлые гости заводили разговоры о вере, и каждый восхвалял свою.
В этих разговорах затрагивались вопросы о будущей жизни за гробом, о наказании за грехи злых, о блаженстве добро творивших, говорилось о грехе, Едином Боге — Невидимом и Вездесущем. Своя, языческая, вера не знала этих вопросов и не умела дать ответа на них, тогда как христианство давало ответы поучительные и определённые.
У Владимира на советах его с дружиной и старцами градскими, конечно, заходила речь о христианстве, и тут советники, склонные к христианству, говорили князю: Златник Владимира Святого.
«Аще бы лихъ былъ законъ греческій, то не бы баба твоя пріяла Ольга, яже бе мудрейши всехъ человекъ!»
Люди, имевшие случай присутствовать на торжественном христианском богослужении, свое впечатление выразили замечанием, что не ведали тогда, где находились: на земле или на небе.
Увлекаемый волной все шире и шире распространявшегося христианства, Владимир мало-по-малу стал совсем склонным принять греческий закон.
Современник сына Владимирова Ярослава, первый митрополит из русских, св. Илларион, в своём „слове о законе и благодати» особенно выдвигает то обстоятельство, что Владимир принял христианство, не будучи никем просвещён, не слышав никаких проповедников и руководствуясь только своим наблюдательным и великим от природы умом.
Не видя апостола, пришедша в землю твою, — говорит св. Илларион, прославляя князя Владимира, — не видя (проповедника) беса изгоняюща именем Христовым, болящии здраствующа, огня на хлад прелагаема, мертвых встающе: сихъ всехъ не виде, како убо веровал? Дивное чудо! Иные цари и властели, видяще все бывающа отъ святыхъ мужъ, не вероваша, но паче на страсти и муки предаша их. Ты же, о, блаженниче, без всех сих притече ко Христу токмо от благаго смысла и остроумия разумев, яко есть Бог един, Творец видимым и невидимым, небесным и земленым… И си помыслив, вниде во святую купель. И иже с ним юродство мнится, тебе сила Божия вменися.
Живший около 1070 года мних Иаков написал „похвалу» князю русскому Владимиру. В этой „похвале» мних Иаков говорит о причинах, расположивших Владимира оставить язычество и принять христианство.
Ничего не зная и ни единымъ словомъ не говоря и не намекая о послах, будто бы приходивших к Владимиру убеждать его переменить веру, автор объясняет поступок Владимира, „во-первых, тем, что Сам Бог, провидев доброту сердца его и «призрев с небеси милостію Своею, просветил сердце его принять св. крещеніе», во-вторых, тем, что Владимир очень чтил бабку свою, княгиню Ольгу, принявшую крещение, и хотел подражать ей.
Опровергая в этом отношении обычный летописный рассказ, составленный много позднее после того, как писали св. Иларион и мних Иаков, эти древнейшие авторы разрушают и легенду о факте принятия Владимиром христианства после войны его с греками, когда он взял город Корсунь. Мних Иаков говорит, что Владимир крестился не в Корсуне, а где-то в другом месте, года за два до похода на Корсунь, который предпринял уже будучи христианином. Ничего не знают о крещении Владимира в Корсуни и греческие летописцы, хотя и упоминают о женитьбе его на их царевне. По всем вероятиям, Владимир был расположен к принятию христианства киевскими христианами и крещён был, по всей вероятности, славяно-русскими священниками.
Составитель летописи предпочёл вместо простого рассказа о крещении Владимира включить в свое повествование разукрашенную легенду, но не мог не считаться с фактами, и ему пришлось поставить их в подозрение, перед своими читателями замечанием, что это „не сведуще право глаголють, яко крестился есть (Владимир) в Киеве, иніи же реша: въ Василёв?, друзіи же ино скажють».
„Нам кажется, — говорит историк Церкви Е. Голубинский, — что в этом, по мнению автора повести, неправом на самом деле и нужно искать правого, а именно — нам думается, что вероятнейшим местом крещения Владимира должно считать Василёв…
Свое название последний, очевидно, получил от христианского имени Владимира (Василий): не весьма ли естественно предположить, что Василёв получил это название в память крещения там князя?»
Приняв христианство, Владимир воодушевился желанием распространить христианскую веру в стране, в которой княжил. Вслед за князем крестились многие дружинники. В народе всё это не могло оставаться неизвестным. Пошли толки. Одни были против „уродства», другие говорили, что если бы вера христианская была не добра, то князь и дружина не приняли бы её. Должно быть, вторых было больше, и вот Владимир, спустя два слишком года после собственного крещения, задумывает окончательно утвердить христианство в стране. Но прежде, чем сделать это, он решает войти в сношение с греками, так как для будущей русской Церкви нужны были епископы и весь церковный чин. Получить это правомерно всего естественнее было у ближайших соседей — греков, от их царя и константинопольского патриарха. Но греки имели обычай считать всех принявших от них христианство своими подданными. Этого, конечно, не хотел Владимир и потому решил начать переговоры с греками об устройстве у нас церковного чина не иначе, как победитель.
