Уже в 15 и 16 веках земельная собственность монастырей получила очень большие размеры. Тогда говорили, что во владении монастырей находится большая часть всей обработанной земли в государстве.
Монастырская земля всегда была и самая заселенная. Ещё в Удельное время, жалуя монастыри землёй, князья ставили непременным условием своего дара, чтобы монастыри обрабатывали и заселяли пожалованную им землю, привлекая на неё для постоянного жительства крестьян из других княжений. Чтобы монастыри имели возможность создать самые льготные условия для поселенцев, князья освобождали монастырские земли от всяких казённых сборов и налогов на 5, на 10 и даже на 20 лет. От некоторых сборов монастырские крестьяне освобождались совсем; сами монастыри обыкновенно не платили никаких налогов, жившие на их землях крестьяне не были подсудны местным властям, а судились у игумена или у царского боярина.
Все эти и многие другие льготы делали жизнь за монастырём более лёгкой и удобной, чем жизнь в служилом поместье. Естественно, что тогдашнее крестьянство предпочитало селиться на монастырских землях, и эти земли поэтому никогда не пустовали. Даже люди свободные, посадские и уездные охотно записывались закладчиками за монастыри.
Ко времени уничтожения монастырских имуществ, в царствование императрицы Екатерины 2, за Троицко-Сергиевым монастырём считалось, например, 106600 ревизских душ, и монастырь этот являлся богатейшим душевладельцем.
Так постепенно скромная скудостная обитель превращалась в богатый хозяйственный монастырь, дававший работу целой округе и кормивший её население. Монастыри заводили целые промышленные предприятия, ловили рыбу, варили соль, продавали весь этот товар, становились, следовательно, большими промышленниками и торговцами. Когда Иван Грозный сделал сбор с духовенства и монастырей на нужды войны, то некоторые монастыри без всякого затруднения для себя внесли по сорока, пятидесяти и даже по сто тысяч рублей. Годовой доход Троицкого монастыря равнялся ста тысячам рублей.
Богатства монастырей дали им возможность широко развивать дело помощи в трудные дни голода, мора и военных бедствий, часто посещавших тогдашнюю Россию.
Преподобный Сергий завещал своей обители никому не отказывать в пище и пристанище.
Во всех монастырях захожему страннику, всякому бесприютному человеку был всегда готов и стол, и кров. В дни преподобного Иосифа Волоцкого неурожай продолжался несколько лет, и потому хлеб продавался по высокой цене. Люди ели то же, что и скот: листья, кору, сено, толчёные гнилушки и горький корень ужовника. Тогда преподобный Иосиф открыл монастырские житницы. К волоколамскому монастырю сразу стеклось более 7000 голо дающих, не считая детей. Ежедневно кормилось в монастыре до 500 чел.
Многие привели в монастырь своих детей и оставили их там. Преподобный Иосиф велел разыскивать родителей, но когда никто не явился, он велел собрать покинутых детей, построил для них особый дом, и там дети жили и воспитывались до совершеннолетия.
Когда голодающие съели весь монастырский хлеб, преподобный приказал продавать скот и одежду, когда и этого не хватило, преподобный Иосиф приказал брать всюду деньги взаймы под монастырские расписки и сократил все расходы по монастырю. Монахам пришлось есть одно варево из „листвий капустных» и пить воду.
Поднялся ропот. Но преподобный Иосиф сказал, что они дали обет терпеть всякую нужду ради царства небесного, а потому и не должны лишать помощи тех, которые с жёнами и малолетними детьми скитаются по чужим местам, выпрашивая куски хлеба, и умирают от голода. Слухи о подвигах милосердия волоколамского игумена распространились всюду, и богатые и властные, видя уменьшение средств монастыря, поспешили помочь ему.
В трудное военное время, в 1609 году, Соловецкий монастырь послал князю М. Скопин-Шуйскому в Новгород 2.000 рублей для уплаты жалованья шведским наёмникам; вскоре затем этот же монастырь послал царю Василию Шуйскому еще 3150 рублей.
Но богатства, скопившиеся в монастырях, приводили во многом к отступлению от истинно монашеской жизни. В больших монастырях многие монахи стали уклоняться от общей трапезы и обзаводиться своим хозяйством; особенно склонны к этому бывали монахи из бояр и служилых людей; они пробавлялись по кельям „пастилами, коврижками и пряными овощами, — как говорит один обличитель, — за монастырём держали дворы, где помещались запасы на целый год, их мирские приятели доставляли им „фряжские вина». Прежнюю монастырскую тишину в таких монастырях сменили широкие приёмы и угощения. Одежда монахов постепенно утратила прежнюю простоту: вместо грубой самодельной сермяги начинают появляться мягкие шёлковые ткани, подбитые у некоторых соболем; монастырские здания приняли вид каменных палат, украшенных узорами и стенописью, золотыми карнизами, коврами.
