Дневная жизнь в старинном русском доме московских времён начиналась очень рано: летом все подымались с восходом солнца, а зимой — часа за три до рассвета. Часы считались тогда не так, как теперь; сутки делились на часы дневные и ночные; час солнечного восхода был первым часом дня, а час заката — первым часом ночи.
Проснувшись, старинный русский человек прежде всего обращался взглядом к образам и творил крестное знамение, затем умывался и начинал молитву. Если день был праздничный, то благочестие требовало, чтобы все шли к заутрене, и считалось очень хорошим, если приходили в церковь еще до начала богослужения. Если день был будний, то хозяин дома сам читал утреню для домочадцев. Утреню и часы читали в крестовой комнате, уставленной сплошь образами, перед которыми возжигали свечи и лампады и кадили ладаном. Окончив молитвословие, гасили свечи и, поклонившись хозяину, расходились каждый по своему делу.
Хозяйка оставалась с хозяином, и они советовались о распорядке своего дня, что делать предстоящим днём, какие кушанья заказать к обеду, кому какой урок задать по хозяйству и т. п. На жене, хозяйке дома, лежало много труда и обязанностей, и обычай требовал от неё усиленной, примерной деятельности. Она должна была вставать раньше всех и будить детей и всю служню: считалось неприличным, когда служанка будила госпожу; от хозяйки требовалось, чтобы она всякое дело знала лучше, чем кто-либо в доме, и все должны были признавать её уменье во всём, начиная от варки кушанья и приготовленья различных солений и печений до сложных вопросов церковного устава, когда предстояло решить, какие молитвы после каких надо читать, если совпадали два праздника в один день.
Надо, впрочем, сказать, что не во всех домах хозяйки стояли во главе хозяйства. Многие богатые мужья не допускали своих жён до хозяйничанья, предоставляя всё домоводство дворецкому, который в редких случаях обращался к хозяйке дома и получал все распоряжения от господина, хозяина дома. Такие жёны богатых мужей после утренней молитвы отправлялись в свои покои и садились за шитьё и вышиванье золотом и шелками.
В утреннее время хозяин должен был обойти весь двор и посетить все службы. В конюшне он смотрел по стойлам, подостлана ли под ногами лошадей солома, положен ли корм, приказывал вывести и проводить перед собой ту или иную лошадь; затем хозяин навещал хлевы и стойла домашней скотины и птичий двор; везде он приказывал накормить при себе скотину и кормил из своих рук; по примете, домашний скот и птица от этого тучнели и плодились. Возвратившись после такого обхода, хозяин призывал заведовавшего двором дворецкого и птичников, слушал их доклады, делал свои распоряжения. После всего этого хозяин приступал к своим занятиям: купец отправлялся в лавку, ремесленник брался за свое ремесло, приказный человек шёл в свой приказ, бояре и думные люди спешили во дворец на заседание Думы, а люди не думных чинов наполняли крыльца и передние сени царского дворца, ожидая, не понадобится ли их служба. Приступая к своему обычному делу, какое бы оно ни было: приказное писательство, торговля или черная работа, русский человек тех времён считал приличным вымыть руки и сделать пред образом три крестных знамения с земными поклонами и с молитвой Иисусовой на устах.
В шестом часу дня, т.е. в десять часов по-нашему, начиналась обедня, и все, имевшие возможность, шли «стоять обедню».
В полдень обедали. Кто не имел своего дома, тот шёл обедать в харчевню. Люди домовитые обедали непременно дома. Люди знатные обедали отдельно от своей семьи — жены и детей. Люди же незнатные обедали всей семьёй. На званых обедах женщины и дети не присутствовали никогда: для них на женской половине дома накрывался особый стол. Конечно, в домах бедных это не соблюдалось, и званый обед там был один — и для мужчин, и для женщин.
Кушанье подавалось на стол всё сразу, нарезанное тонкими ломтями. Перед всеми, сидевшими за столом, стояло по тарелке — глиняной, металлической или деревянной. Варево все хлебали из одной общей чашки, соблюдая очередь, тихо, не торопясь, неся ложку от миски ко рту, осторожно подставив, чтобы не капало, под ложку ломоть хлеба; жареное или варёное мясо каждый брал себе руками с блюда, стоявшего на столе. Ножи и вилки были в слабом употреблении. Тарелки, раз поставленные, уже не переменялись во весь обед. Каждый брал руками со стоявшего на столе блюда куски и клал их в рот, бросая на тарелку кости и остатки. Считалось приличным сидеть за столом молча или беседовать тихо; в остальном можно было держать себя самым непринуждённым образом — разваливаться, как кому удобнее, зевать, класть локти на стол и т. п.
Обед начинался с того, что выпивали водки и закусывали её хлебом с солью. Затем в скоромные дни ели холодные кушанья: варёное мясо с разными приправами, студень и т. п., затем приступали к щам или супам различных сортов, затем ели жаркое, потом молочные кушанья и кончали обед разными сладкими печеньями и фруктами. В постные дни все мясное заменялось рыбой или овощами. На званых обедах считалось необходимым подавать как можно больше сортов кушаний, и число их доходило иногда до 60 и 70 перемен.
После обеда все ложились отдыхать. Это считалось необходимым, и не спать после обеда было просто неприлично. Первого самозванца (Лжедмитрия) больше всего упрекали в Москве за то, что он не спал после обеда. После обеда засыпала вся Русь: шёл в свою опочивальню царь, спали думцы царя, спал купец, приперев свою лавку, умолкал скрип перьев по приказам, и приказные спали, повалившись на столы и скамьи; на улицах и площадях всё затихало — здесь на солнышке засыпали все бездомные нищие…
По окончании послеобеденного сна опять оживлялась дневная жизнь. Звонили к вечерне. Кто мог, тот шёл в церковь. К шести часам, по нашему счету, рабочий день кончался, и наступало время взаимных посещений, бесед, забав. Затем ужинали, а после ужина опять затепливались перед образами лампады и свечи, хозяин дома открывал на аналое часовник и читал всем домочадцам вечерние молитвы. После молитвы наступало время сна, и к десятому часу вечера вся древняя Русь спала, отдыхая от дневного труда.
Таково было внешнее устройство и распорядок дневной жизни в древней Руси, у той основной ячейки человеческого общежития, которую составляет семья вместе со всем тем, что она около себя собирает и держит, т.е. со всеми чадами и домочадцами, по старинному выражению.
